Федор Канарейкин: “Голуби – лекарство для души”

Александр Кружков ,   Юрий Голышак

Сезон-2008/09. Федор КАНАРЕЙКИН на скамейке запасных "Атланта". Фото Татьяны ДОРОГУТИНОЙ, "СЭ" Фото «СЭ»

14 апреля 2007 года. Федор КАНАРЕЙКИН и магнитогорский "Металлург" – чемпионы России. Встреча в аэропорту. Фото Андрея СЕРЕБРЯКОВА Фото «СЭ»

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

В 1976-м он узнал, что такое золотые медали, играя в “Спартаке”. Тридцать один год спустя стал чемпионом с магнитогорским “Металлургом” – уже как тренер. Сегодня новое испытание – от былой денежной мощи подмосковного “Атланта” мало что осталось. А Федор Канарейкин отвечает теперь не только за тренировки, но и за селекцию.

Он очень разный – нас, журналистов, встречает у проходной мытищинского дворца. Первым делом ведет пить кофе. Так и хочется написать – “сама любезность”. Но другие журналисты вспоминают своего Канарейкина – который, рассердившись на вопрос, не стал переносить дискуссию в безлюдное место. Прямо посередь пресс-конференции бросил бедолаге: “Эй, парень, мне не нравится твой взгляд. Ну-ка посмотри на меня как на друга…”

У Канарейкина мягкие интонации и жесткий удар. Хоккеисты “Атланта” время от времени сталкиваются со своим главным возле боксерской груши.

Мистер Кинг в скандальной книжке выписал его да Юшкевича с Королевым – едва ли не единственными положительными персонажами. Канарейкин по канадской версии – “невероятный оптимист”.

Пан Ржига узнал оптимиста Федора Леонидовича с другого бока. Было это в прошлом сезоне – и кадры энергичной перебранки обошли все каналы.

ДЕСЯТЬ КРУЖЕК ПИВА

– Что вас больше раздражает – когда газеты называют “молодым” тренером или “неопытным”?

– Честно говоря, меня уже ничто не раздражает. Знаете, мне 54 года – а в 55 закончил работать великий Тарасов… Кто называет меня “молодым” – тому спасибо большое. Выходит, неплохо выгляжу.

– Период у вас нынче не самый простой?

– Да, ситуация для меня новая. Придется заниматься селекцией, лично буду комплектовать команду.

– Увольняя генерального менеджера “Атланта” Вайсфельда, с вами советовались?

– Нет.

– К самому себе вопросы по прошлому сезону есть?

– Есть. Хотя команде он удался – “Атлант” провел хороший регулярный чемпионат. Только проблемы с легионерами помешали забраться повыше в плей-офф. Когда выпадают три иностранца из четырех – многовато. Из-за этого терялись в большинстве. До плей-офф именно легионеры у нас выходили разыгрывать лишнего.

– Жесткие слова от начальства после вылета слышали?

– Не было жестких слов. В плей-офф могли додавить “Магнитку”, конечно. Выглядели не слабее. До сих пор перед глазами, как в четвертом матче Бойков не попадает в пустые ворота…

– Вы доверчивый человек? Вас легко обмануть?

– Не думаю, что очень уж доверчивый.

– Когда финн Пирнес отпрашивался домой, понимали, что он не вернется?

– У нас был разговор месяца за три до плей-офф. Тогда впервые заикнулся: “Тренер, у меня жена собирается рожать. Эти сроки, возможно, совпадут с началом плей-офф. Я уеду”. Потом состоялась еще одна беседа. Думал, все-таки смогу убедить парня остаться. Но Пирнес качал головой – семья важнее, хоккей на втором месте.

– Прежде с таким сталкивались?

– Было что-то похожее с Эмери. Тот отпросился на четыре дня в Америку – и не вернулся. Вот это был первый загадочный случай. Больше никаких проблем. Я и сейчас уверен, что могу найти подход к любому человеку.

– Семья не важнее?

– Я считаю, это должно идти параллельно. Не пересекаться. Теперь стану требовать с иностранцев будь здоров. Не так вольготно будут чувствовать себя в России, как хотят. Профессия у них окажется на первом месте, я вам обещаю.

– Встречали в хоккее более странных персонажей, чем Эмери?

– Нет. Но он вратарь – это многое объясняет.

– Вам-то есть с чем сравнивать – когда тренировали “Спартак”, вратарь Червяков просто ушел с площадки во время матча. А в раздевалке заявил, что играть в этой команде больше не желает. После передумал, но вы назад уже не взяли.

– Все так и было. У вратарей огромная нагрузка на психику. От перенапряжения иногда ведут себя неадекватно. Вот, например, Эмери и накинулся на доктора в Ярославле.

– На ваших глазах?

– Нет, я смотрел за игрой. Этот момент видел в записи. Кстати, ничего особенного там не было, больше раздули. Мы в команде довольно быстро разобрались и тему закрыли. Когда люди под приличными нагрузками, они непредсказуемы. Можно ожидать срыва в любую секунду.

– Сделай такое наш хоккеист, его бы на следующий день в команде не было?

– Не думаю. Но наши посдержаннее, уважения в них побольше.

– Когда приглашали Эмери, знали, что он на спор в Америке тараканов жрал?

– Конечно, знал. Меня спрашивали, совладаем ли с ним, – я не сомневался, что справимся. И про Королюка спрашивали – дескать, тоже не подарок…

– А самый необычный спор, в котором участвовали вы?

– С близким товарищем однажды решили испытать, сможем ли выпить по десять кружек пива. За раз.

– На какой рухнули?

– Вообще не рухнул. Цели достиг. Но бегал в одно место очень часто. Когда молодой – все надо попробовать. Я и со сборов в “Спартаке” убегал. Одиннадцать часов, отбой – и я тихонько исчезаю. Возвращаюсь под утро. Только сейчас понимаю, как это влияло на игру.

– Хоккеисты ЦСКА покупали в “Детском мире” веревочные лестницы – выбираться из окон базы. У вас такая была?

– Мы поступали хитрее. Тогда было популярное упражнение – к тебе одним концом крепят длиннющий каучуковый жгут, другой обмотан вокруг столба. Хватаешь 20-килограммовый блин в руки и бежишь, пока силы есть. На ходу блин должен крутить в руках, приседать и делать черт-те что. Зато по этим жгутам мы с базы и уходили. Один конец привязываешь к батарее, второй выбрасываешь в окно. И катапультировались.

– Играй мы в вашей команде, во что нам обошлось бы двадцатиминутное опоздание на тренировку?

– Недешево. В “Атланте” специальный “прайс-лист”. Второй раз не опаздывали бы.

– Цифры засекречены?

– Начиная с пяти минут опоздания – по возрастающей. Стартует с тысячи долларов.

– Если б у вас была возможность получить в свою команду любого игрока из нашей лиги, кого выбрали бы?

– Лешу Морозова. Я этого мальчика очень хорошо знаю – сам вырос в Измайлове, и он тоже. С папой его знаком давным-давно. Мне кажется, у Лешки нет слабых мест. Терпеть умеет как никто.

МОСКВА АВСТРИЮ ПЕРЕБОРОЛА

– Михаил Козаков когда-то сказал: “Я себя не переоцениваю, могу похвалить разве что за любовь к труду…” За что можете похвалить себя вы?

– За настойчивость и веру в профессию. В моем поколении многие не получили того, чего были достойны. А я в 1989-м сумел уехать за границу. Мне было 34 года. За терпение воздалось.

– Поехали доигрывать, а стали лучшим хоккеистом Австрии.

– Признали игроком года, команда взяла золото. 70 процентов от своего контракта обязан был отдавать нашему Спорткомитету. Едва об этом прослышали болельщики, потянулись с подарками. Кто-то руку жал, а кто-то протягивал конверт с шиллингами.

– Хорошо заработали?

– В первый сезон получил 30 тысяч долларов, сразу перегнал в Союз машину. Volvo-940 черного цвета. Когда катил на ней по Москве – вся улица смотрела вслед.

– Какая судьба у той машины?

– Недолго на ней проездил – кто-то выбил стекло и выгреб все, что было внутри. Ремонтировать в тогдашней Москве иностранный автомобиль стоило сумасшедших денег, и я поскорее от него избавился.

– Пересели на “Жигули”?

– Нет. Отправился обратно в Австрию копить на новый. Я чуть было не остался там насовсем, между прочим. Очень серьезно раздумывал, такой вариант предлагали. Но в России жила мама, старший сын учился и играл. Москва переборола.

– Значит, не было чего-то в вашей душе, чтобы осесть за границей. Как, например, осел в Италии Михаил Васильев.

– Меня тянуло домой. Здесь, наконец, моя голубятня – в Австрии такую не сколотишь. Это с детства, еще отец приучил к голубям.

– До сих пор держите?

– Конечно. У меня отличная голубятня под Клином, в основном “чехи” – спортивные голуби. Летают на пятьдесят километров.

– Сколько у вас птиц?

– Около шестидесяти.

– Ничего себе размах. Дорого обходится элитный голубь?

– Приятели вывозят птиц из Европы – цена начинается от тысячи евро за штуку. У этих людей свои клубы, призовой фонд. Все лето и начало осени отдают голубиным гонкам. У меня не азарт – скорее лекарство для души. Я возле голубятни совершенно расслаблен.

– Еще знаете хоккейных людей, помешанных на голубях?

– Не хоккейных, а футбольных. Константин Иванович Бесков очень любил. Тоже держал голубятню на Рогожской заставе. А я, как только выходной, собираюсь на Птичий рынок.

– За птицами?

– Нет. Там я птиц не беру. Общаюсь со знакомыми, просто брожу между рядами. Покупаю кормушки или кольца для голубей. Новый выводок идет, надо окольцовывать. Гулять по “Птичке” – привычка с детства. Вставал в пять утра, с мальчишками – и туда.

– С женой на голубиную тему конфликтов не возникало?

– Мы 34 года вместе, уже во всем притерлись. Наташа занимается садом, растениями, а я – птицами. Наши интересы не перехлестываются, голубятня находится на заднем дворе.

– Сыновья тоже увлекаются?

– К сожалению, нет.

ОБЕДЫ С ЗИМИНЫМ

– Фаина Раневская ордена хранила в коробке с надписью “похоронные принадлежности”. Вы к своим относитесь серьезнее?

– По стенам не развешиваю. У меня не только медали, еще перстень. Дали в Магнитогорске после чемпионства.

– На руке у вас другой, кажется.

– Другой. Тот, магнитогорский, – крупный, броский. Надел разок, на чествование команды. На него приятнее смотреть, когда на ладони лежит. Не думаю, что кто-то из “Металлурга” его носит.

– Вы были чемпионом СССР 1976 года. Чем наградили за то звание?

– Какой-то премией. Больше в “Спартаке” ничего не получил. В 1979-м после бронзовой медали должны были “Жигули” третьей модели выписать, но так и не дали. Я как раз из команды уходил.

– Почему?

– Кулагин, приняв “Спартак”, меня отчислил. И никуда, кроме “Крыльев”, не пустили. Передали с рук на руки.

– А куда хотелось?

– Звали в Ригу, Киев, Воскресенск. Это случилось в июле, а в декабре мы уже обыграли “Спартак” в Лужниках 6:1. Ко мне после матча подошел знаменитый администратор Егорыч, бывший фронтовой летчик: “Тебя в фойе ждет Кулагин”.

– Вот так поворот.

– Выхожу – и тот сразу говорит: “Возвращайся, я в тебе ошибся”. Но было поздно. Считаю, не прогадал. Как хоккеиста меня воспитал “Спартак”, а как человека – “Крылья”.

– Против кого играть было особенно тяжело?

– С Крутовым намучался. Редкий здоровяк, с мощным кистевым броском.

– В вашей жизни был матч, из которого помните каждую секунду?

– Тот же чемпионский 76-й. Шли вровень с ЦСКА, все для нас решала игра с “Крыльями”. Напряжение было неимоверное – вырвали победу с огромным трудом. Эх, отличное было время! Между тренировками ходили купаться на озеро, а один из спартаковских тренеров, Юрий Глухов, потрясающе нырял. Как-то далековато отплыли от берега, и Глухов нас подбил: “Эй, молодые! Давайте – кто дольше под водой продержится”. Мы ребята скромные, доверчивые – поддались.

– Зря?

– Начали по одному выскакивать, не вечно ж там сидеть. Тренера нет. Уже паника поднялась. А он, оказывается, проплыл под водой метров шестьдесят, в стороне вынырнул и над нами потешался.

– Занятно.

– В армию я угодил куда занятнее. В 1973 году от Гречко, министра обороны, пришла разнарядка на нескольких игроков. “Спартак” стал конкурентоспособен, мешал ЦСКА. Надо было как-то ослабить. Причем просили трех игроков сборной. Якушева, Шадрина, еще кого-то. Но в “Спартаке” тоже не дураки работали, как-то вырулили – откупились мной, Сапелкиным и Розовым. И загремел я на два года в СКА МВО.

– Присягу принимали?

– А как же! Был курс молодого бойца в Калинине. Лишь после этого позволили играть.

– Много нелепостей происходило с вами в армии?

– О, не забыть случай. Я вырос в одном дворе с Евгением Зиминым. Позже встретились в “Спартаке” – он уже был великий, а я только начинал. На сборах Зимин легко мог слопать мою порцию: “Молодой, подождешь. Ветеран должен быть накормлен”.

– Смешно.

– Это вам смешно. Я все наматывал на ус. Потом очутился в армии. И вдруг в ту же часть привозят Зимина!

– В его-то годы?

– Тогда до 28 лет призывали, и ему до нужного возраста не хватало несколько месяцев. А в СКА МВО был особый обряд – каждого новобранца “прописывали”: парень ложился на стол и оголял задницу.

– А дальше, простите?

– Тебе пробивали “два на два”.

– Лупили ремнем?

– Кедом. Мне били два бугая. Обувка у них была 45-го размера. Пара ударов особенно душевно прошла, отпечаток на заднице держался неделю. Хотя сразу после процедуры я прилип этим местом к ледяной стенке – чтоб немного отпустило.

– Страшно подумать, как вы припомнили давние обеды Зимину.

– Я все припомнил! Теперь, говорю, Евгений Владимирович, рассчитаемся. Но как раз перед “пропиской” все эти экзекуции отменили. Остался Зимин “непрописанным”.

ШАРОВАЯ МОЛНИЯ

– Чех Ружичка вспоминал, как покупал в Москве дрели, которые с большой выгодой перепродавал в Праге. Что привозили на продажу вы?

– Все что угодно – от магнитофонов до париков. Шубы неплохо шли.

– У легендарного администратора сборной СССР Анатолия Сеглина до самой смерти лежали на чердаке так и не проданные болоньи.

– Да, плащи мы тоже брали. Поднимали бюджет семьи. Все этим занимались. А насчет Сеглина вспоминаю забавный эпизод. Как-то прилетели со “Спартаком” в Колорадо-Спрингс. Приземляемся в американском аэропорту, нас встречает делегация во главе с миллиардером Таттом. Мы выстроились, и Сеглин, начальник команды, представляет: “Мистер Шадрин, мистер Якушев, мистер Ляпкин…” Следом стою я, Кучеренко и Брагин. Сеглин дошел до нас: “Boy, boy, boy”.

– Он же еще и лучшим судьей Европы был. Помните, каким скандалом закончил с этим делом?

– Уникальная история. На чемпионате мира с утра выпил, а через несколько часов должен был сидеть в кабинке и зажигать свет за воротами. И заснул, бедняга, проспал шайбу.

– В ваших командах случались удивительные ЧП?

– Могу рассказать про одну команду, в которой работал помощником. Наш Як-42 приземлился, трап подают к хвосту. Лестница довольно крутая. Так хоккеист по этому трапу скатился на заднице, как Волк в “Ну, погоди”. Прямо к автобусу. В абсолютно невменяемом состоянии.

– Так напился?

– Беда еще в том, что он был травмирован. Все выпитое легло на обезболивающие таблетки. Вот и получился эффект.

– Учтем. Вы до такого состояния не доходили?

– Боже упаси. Удар держать умею.

– Вы рассказывали, в юности играли на гитаре. Попади она сейчас вам в руки, какую мелодию постарались бы подобрать?

– Что-то из шансона. Несколько аккордов руки не забывают. Но я теперь не играю, к сожалению.

– Сегодня ехали в Мытищи – какая музыка звучала в машине?

– Радио “Монте-Карло”. Люблю романтические мелодии, не только шансон.

– В самом Монте-Карло были?

– Никогда.

– Куда мечтаете попасть?

– В Англию. Но уже несколько лет после сезона с женой уезжаю в Карловы Вары. Встречаю там, кстати говоря, наших хоккейных людей. Чаще – Билялетдинова, Михалева и Ишматова. И нам не скучно – хоть в городе одна улица. Две недели занятий здоровьем. А следом уже познавательная поездка. Недавно чудесно прокатился по Италии.

– Парк “Пратер” в Вене славится экстремальными аттракционами. Испытали самый жуткий?

– Аттракционы обхожу стороной. С высотой не очень дружу после одного случая.

– Что за случай?

– В 1972 году на тренировке “Спартака” столкнулся с Паладьевым. Соскочил шлем, я упал и ударился об лед затылком. Получил сильное сотрясение мозга. Десять минут был без сознания. Помню, в той же Австрии, уже став тренером, поехал с командой купаться. Игроки прыгали с пятиметровой вышки, потом смотрят на меня: “Тренер, твоя очередь”.

– Прыгнули?

– Куда деваться? Хотя никакого удовольствия не доставило. Перед тем как шагнуть вниз, долго собирался с духом. Вспоминал Тарасова. Он-то с десятиметровой вышки однажды сиганул – личным примером вдохновлял хоккеистов.

– У вас шрам на запястье. Можно подумать, будто вены резали.

– Не резал. Играл зимой в футбол, поскользнулся и напоролся на разбитый стакан, который торчал из-под снега. Осколком задел сухожилие. Кровищи море, жгутом руку перетянули – и в больницу. Обошлось. Больнее всего было, когда ребра сломал. Пытался применить силовой прием против Расько. Тот выставил “шлагбаум” – в наши времена популярный прием.

– Клюшку надо держать двумя руками и бить в спину?

– Да. Но мне засадил в бок. Сначала снимок почему-то ничего не показал. Пару дней спустя слышу: “Раз перелома нет, давай на лед”. Затянул повязку туго – и играл. А боль такая, что продохнуть не могу. Ночь не сплю, другую. Потом не выдержал, говорю врачам: “Поехали снова на рентген”. Тогда и выяснилось, что сломаны два ребра.

– Хоть раз прошли рядом с настоящей опасностью?

– В 1975-м возвращались из Канады с молодежного чемпионата мира. Вместе с нами летели ЦСКА и “Крылья”. На подлете к Москве в нас едва не угодила шаровая молния. Я сидел около иллюминатора и видел разряд. Знаете, что это напоминало?

– Что?

– Обычно такие же искры сыпятся, когда трамвай проходит под мостом. Я зажмурился, прислушался – двигатель работает. Открываю глаза – в салоне погас свет. Дальше было 45 минут кошмара, когда в кромешной темноте летели из Москвы в Ленинград. Там и сели. Потом прямо на взлетном поле началось всеобщее братание. С нами был летчик, герой Советского Союза. Он сказал: “Счастье, что шаровая молния разрядилась на подходе к самолету. Если бы в него попала – конец”. Новый самолет предоставили через два часа, но многих игроков в нем не оказалось. Предпочли в Москву добираться поездом.

– Кого из людей прошлого вы особенно хотели бы вернуть, чтобы сказать какие-то слова?

– Отца. Он умер от инфаркта в 59 лет. Очень его не хватает. Мне было 28, но чувствую, что недоговорил с ним, недообщался. – Канарейкин на минуту умолк. Глаза наполнились слезами, но сдержался. – Папа возглавлял молодежную сборную Москвы по лыжным гонкам. Меня с детства поставил на лыжи. Но я вовремя посмотрел в зеркало и понял, что с таким телосложением в этом виде спорта ловить нечего.

– Когда последний раз вставали на лыжи?

– В прошлом году. Катался за городом и сломал лыжи, которые еще в 1986-м привез из Финляндии. Перепрыгивал ручей и доконал их своими ста килограммами. Обратно пришлось пешком топать по сугробам.

– Дэйв Кинг, который намного старше, бегает по утрам. А вы?

– Нет. Еще игроком ненавидел кроссы. В команде каждый день начинался с зарядки и десятикилометровой пробежки. После этого любая нагрузка для меня была уже нипочем.

МАГНИТОГОРСКИЕ ТАБЛЕТКИ

– С Кингом после его отъезда из Магнитогорска общались?

– Нет. Но если б встретились – поговорил с удовольствием. Больше года вместе работали, расстались тепло.

– Характеристику в своей книжке канадец вам дал интересную: “Невероятный оптимист”. Подписываетесь?

– Я вообще готов подписаться под каждой строчкой в его книге.

– И про чемоданчик с деньгами, который постоянно носил начальник команды Олег Куприянов, тоже правда?

– Куприянов действительно везде появлялся с чемоданчиком. Но что лежало там – не в курсе. При мне почему-то его не раскрывал.

– Если Куприянов в книжке сроднился со своим чемоданом, то тренер “Металлурга” по фитнесу Виктор Гудзик – со странными таблетками, которыми кормил команду.

– Да, такая проблема была. Когда после отставки Кинга меня утвердили главным, я Гудзика из “Магнитки” убрал. Ситуация была угнетающая. Каждый день игрокам давали таблетки. Зачастую это была пустая трата денег и медикаментов. Ветераны горстями спускали таблетки в унитаз.

– Трудно было избавиться от Гудзика? Он ведь не по собственной инициативе их раздавал?

– Знаете, с 12 лет, придя в хоккей, я занимался атлетизмом. И здорово укрепил мышцы спины. Поэтому прогибаться не могу. Никогда не позволю начальству вмешиваться в мою кухню, диктовать состав. Давно научился говорить “нет”. Отрубить негатив, который мешает работе, мне несложно. Что касается Гудзика, то нужно было разобраться с этим очагом как можно быстрее. Чтоб не отразилось на команде. Прекрасно понимал: если что-то всплывет, виноват в первую очередь буду я. Тем более что несколько наших игроков в сборной проверяли на допинг, и у ребят возникали проблемы.

– Когда вы были игроком, подобные вещи тоже практиковались?

– Нет. Мы принимали разве что панангин и рибоксин – лекарства, поддерживающие мышцу сердца. Нагрузки-то были ого-го!

– Со стороны Кинг – спокойный и добродушный. Обманчивое впечатление?

– Да. Дэйв – жесткий, требовательный, волевой. И в бешенстве видел его не раз.

– Сильно удивитесь, если Кинга снова зазовут в Россию?

– Думаю, не будет такого. Не только из-за книжки. Ставки, которые делались на канадца, он не оправдал.

– На даче у Величкина вы точно так же поражались фонтанам, как Кинг?

– Нет. Я был на разных дачах. И эта – далеко не лучшая.

– На вашей-то, наверное, фонтанов нет.

– Ну вот еще! Мне достаточно голубятни.

– Поняли, почему вас убрали из “Магнитки”?

– Мы проиграли два матча подряд, но это, уверен, лишь повод. Впереди был Кубок чемпионов. Если б Канарейкин выиграл этот турнир, позиции главного тренера в клубе усилились бы еще больше. Это устраивало не всех.

– Позже вы встретились с Величкиным – он руку протянул, а вы не ответили.

– Было не так. Он окликнул меня, когда я возвращался с пресс-конференции. Отвечать не стал, прошел мимо. Вот и все.

– После той отставки научились предчувствовать неприятности?

– Конечно, тренер всегда должен быть к неприятностям готов, но иногда такого поворота абсолютно ничто не предвещает. Взять хотя бы мое давнее увольнение из “Спартака”. Выдали беспроигрышную серию из пяти, кажется, матчей. Заняли место, которое до сих пор лучшее для “Спартака” в регулярке российского чемпионата. Через три дня стартовал плей-офф. В Сокольниках сижу в машине, собираюсь ехать домой. И не могу тронуться с места. Что-то держит, на душе тревога. Думаю: “Зайду-ка к руководству”. Смотрю – там новые лица. И слышу: “Работали вы, Федор Леонидович, хорошо, но в плей-офф команду поведут другие”.

– Объяснили почему?

– Сказали, что у преемника фамилия позвучнее.

– Чему эта история научила?

– Надо уметь держать удар. Не обижаться. Пережить трудный период и двигаться дальше.

– В этом году конфликт с Величкиным вышел на новый виток. Когда после вашего удара гендиректор “Металлурга” начал закатывать глаза, не испугались? Вдруг сейчас отдаст Богу душу?

– Да никого я не бил! Мы с Величкиным в разных весовых категориях. Я шел на пресс-конференцию, открыл дверь, Величкин воткнулся в меня, отлетел к стенке, и началось…

– Ваша реакция?

– Ситуация для хоккея неординарная, мягко говоря. Поэтому на пресс-конференции сразу сделал заявление: мол, надо освидетельствовать нас обоих. Кто-то не в себе.

– Чего он добивался?

– Видимо, хотел вывести из равновесия. Ведь “Атлант” повел в серии 1-0. В другой раз Величкин зомбировал охранника в нашем же, мытищинском дворце – и тот пытался не пустить меня на лед, представляете?! Я сказал: “Мытищи – не Магнитогорск. Здесь другие порядки”.

– Охранник в тот же вечер был уволен?

– Почему? Работает по сей день.

– Теперь, время спустя, вам смешно все это вспоминать?

– Смешно должно быть Величкину. У меня осталось гадкое ощущение, что до меня дотронулись. Давайте закроем эту тему.

– Идет. Тогда скажите, чем Ржига вывел вас из себя?

– Рабочий момент. Конец матча, плей-офф на носу – вот и накалились страсти.

– Первую стычку между вами засняли камеры. Немногие знают, что под трибунами последовало продолжение. Вы отыскали чеха, схватили за грудки…

(после паузы.) Просто в любой ситуации должна быть тренерская солидарность и уважение друг к другу.

– Ржига потом в интервью просил у вас прощения. Правда, уточнил – одного понять не могу: зачем Канарейкин назвал меня “чешской курвой?” Можете ответить зачем?

– Ха-ха. Я его так не называл. Да и вообще с Ржигой у меня нет никаких проблем. Два распаленных человека что-то друг другу наговорили в горячке – бывает.

– Ему в отличие от Величкина руку подадите?

– Запросто.

– Судя по истории с Ржигой, подготовка у вас что надо.

– Глядя на наших ребят, которые почти профессионально отрабатывают удары на боксерской груше, порой и сам могу по ней приложиться.

– В юности, наверное, и в уличные драки ввязывались?

– Всякое случалось. Как-то со “Спартаком” отмечали в ресторане окончание сезона. Рядом гудела компания. Что-то не поделили, слово за слово – ничего не оставалось, как пустить в ход кулаки.

КАНАДЦЫ – ТАРАКАНЫ

– Какую черту в собственном характере подкорректировали бы?

– Мне бы побольше выдержки. И любви к себе.

– Юрий Моисеев давал игрокам бумагу и заставлял писать: “Тренер всегда прав”. Собственные нестандартные ходы вспомните?

– Люблю общаться с игроками. Если вижу, что кому-то трудно высказаться откровенно, предлагаю сделать это в письменном виде. Можно даже не подписываться.

– Проводите анонимное анкетирование?

– Да. Раздаю в раздевалке листочки с вопросами – ребята пишут ответы и оставляют на столе. Мне кажется, я умею находить с хоккеистами общий язык. До каждого способен достучаться. Иногда, чтобы решить какую-то проблему, есть смысл собраться с игроками, выпить по кружке пива. И обсудить все, глядя друг другу в глаза.

– Виктор Тихонов пережил тренерскую трагедию – потерял блокнот с записями. Вы что-нибудь теряли?

– Лишь свисток – по дороге на лед.

– Свистели с помощью пальцев – как голубям?

– Отправил помощника за новым.

– Когда вы почувствовали, что стали хорошим тренером? Это ведь не момент чемпионства с “Магниткой”?

– Нет, конечно. Гораздо раньше – когда Яковлев второй раз пригласил меня помощником в Ярославль. Уже к Хейккиля. До этого был ассистентом Вуйтека, с которым “Локомотив” стал чемпионом. Затем на мое место пришел Юрзинов-младший.

– Почему президент “Локомотива” Яковлев и гендиректор “Магнитки” Величкин – это несравнимо?

– Потому что Яковлев действительно разбирается в хоккее. Знает его не понаслышке, сам когда-то играл. Впрочем, дело не только в этом. Мне по душе люди, которых не волнует “пиар”. Они просто делают свое дело.

– Вы поработали с Хейккиля. Поняли, в чем секрет его успеха?

– В трудолюбии, профессионализме. Очень целенаправленный человек. Финн вписался в наш хоккей.

– В чем тренеры-иностранцы сильнее наших? В умении деньги выбивать?

– Да, есть у них одно качество. Если в какую-то страну заехал канадский тренер – ждите, скоро канадцы заполнят ее как тараканы. Прихватят рынок моментально. Они прекрасно общаются между собой, постоянно вместе. Мы так не умеем.

– Из тренеров не только Кинг в последнее время взялся за перо. Что-нибудь читали?

– С интересом изучил биографии Михайлова и Михалева. Оба, кстати, подарили свои книги. Приятно.

– Что мешает самому написать книжку?

– Рановато…

Перейти к содержимому