Нина МОЗЕР со своими подопечными Татьяной ВОЛОСОЖАР и Максимом ТРАНЬКОВЫМ. Фото Тани ФЛАДЕ
Фото «СЭ»
СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
Я очень долго и тщательно подбирала слова, чтобы задать ей первый вопрос: не часто случается, что фигуристы, на которых смотрят, как на потенциальных чемпионов, уходят к тренеру, работающему с юниорами. А она вдруг звонко рассмеялась:
– Да спрашивайте, не стесняйтесь, чего уж там. Мне ведь уже много раз приходилось слышать: “Да кто такая эта Нина Мозер?”
РЕШЕНИЕ
Разговоры об этом пошли еще до Олимпиады в Ванкувере, а в начале апреля было официально объявлено, что призеры трех европейских первенств Мария Мухортова и Максим Траньков больше не будут кататься вместе и что партнер намерен продолжить карьеру в дуэте с украинкой Татьяной Волосожар. Многие были тогда уверены в том, что фигуристы предпочтут кататься в Германии у чемпиона мира-1997 Инго Штойера. Именно у этого специалиста тренировались Волосожар и Станислав Морозов последние два года своих совместных выступлений. По слухам, Инго не возражал, чтобы тот же Морозов стал вторым тренером будущей новой пары и даже сам начал присматривать Татьяне потенциальных партнеров.
Однако эти планы были нарушены неожиданным решением еще одной пары Штойера – двукратных чемпионов мира Алены Савченко и Робина Шелковы – остаться в любительском спорте.
– Я разговаривал с Савченко на Олимпийских играх в Ванкувере сразу после финала в парном катании, – сказал мне Морозов, когда мы встретились в Москве. – Она была очень сильно расстроена третьим местом и вздохнула: мол, придется кататься еще четыре года. И уже тогда я понял, что кататься у Штойера Тане и Максиму просто не имеет смысла. Понятно ведь, что основные его силы будут по-прежнему уходить на Савченко и Шелковы.
Примерно тогда же мне позвонил мой лучший друг Влад Жовнирский, который в свое время катался у Нины Мозер, и посоветовал обратиться к ней. Нина Михайловна к тому же, хорошо знала моего отца, который тоже был тренером по фигурному катанию.
В общем, мы созвонились, договорились, что приедем с Таней и Максом в Москву и попробуем поработать вместе.
– Что в итоге окончательно склонило вас в пользу этого решения?
– Мозер создала нам совершенно невероятные условия для работы. Я же прекрасно понимаю, что для иностранца приехать в Москву и сразу получить работу, зарплату и жилье – это из разряда фантастики.
СЕМЬЯ ЧЕМПИОНОВ
“Вам не было страшно брать к себе Волосожар и Транькова, зная, что на них уже сейчас смотрят как на потенциальных олимпийских чемпионов?” – спросила я Нину Мозер, когда мы встретились у нее на катке. “Самое страшное всегда заключается в том, чтобы принять решение, – ответила она. – А в таких семьях, как моя, самостоятельные решения учили принимать с трехлетнего возраста”…
– Ну автобиографические справки о вас я, естественно, навела. Папа – 27-кратный чемпион страны по теннису, мама – двукратная чемпионка страны по фигурному катанию, родной дядя – футболист, игравший за московский “Спартак” и “золотую” олимпийскую сборную в 1956-м. И родились вы, если не ошибаюсь, в Киеве.
– Все верно. Была фигуристкой, каталась под руководством мамы и Петра Орлова. Он в свое время тренировал таких звезд, как Станислав Жук, Игорь Москвин, Людмила Белоусова – Олег Протопопов… Потом Орлов уехал из Ленинграда в Киев и перевез туда десять московских и питерских “фигурнокатательных” семей. В том числе – и мою маму, которая до этого каталась у знаменитой на всю страну Татьяны Толмачевой на СЮПе – катке, построенном в те годы, когда заместителем директора стадиона был мой родной дедушка.
Всем переехавшим дали квартиры в одном доме. Петр Петрович тоже был нашим соседом, и я, пока росла, проводила с ним очень много времени. К Орлову часто приезжал Жук – советоваться по тем или иным тренерским проблемам. Я слушала их разговоры, впитывала каждое слово. Какие-то вещи поначалу казались мне безумием. И только начав работать тренером, я поняла, как мне повезло с учителями.
Помню, например, как приходила к Орлову, когда он уже неважно себя чувствовал, рассказывать, как прошла тренировка. Если настроение у меня было плохим, Петр Петрович умел мгновенно его поднять. Говорил, например: “Немедленно прекрати хандрить. У тебя совершенно замечательные дети”. Но стоило мне заявиться к нему в эйфории после удачной тренировки, он тут же опускал на землю: “Кто тебе сказал, что это хорошо? Смотреть невозможно!”
Позже Орлов объяснил мне, что настоящий тренер не может позволить себе зависеть от эмоциональных всплесков. Он должен быть абсолютно уравновешен. Иначе его спортсмены будут расти неврастениками. Потому что любая сильная эмоция неизбежно влечет за собой резкий спад настроения.
ДУХ ПРОТИВОРЕЧИЯ
– Когда вы начали тренировать?
– В 15 лет. Тогда передо мной встал вопрос: либо заканчивать кататься из-за травмы, либо на полгода надевать на ногу гипс. Поскольку у меня всегда существовали проблемы с весом, я прекрасно понимала, что ни в какое фигурное катание через полгода уже не вернусь. Да и родители были категорически против того, чтобы я продолжала кататься.
У нас в семье всегда было принято рассуждать максимальными категориями. Мало того что родители были большими спортсменами, так в доме постоянно находилась толпа всевозможных чемпионов, включая все футбольное киевское “Динамо”. И вот эта атмосфера… Я очень рано поняла, что такое идти на результат. Как для этого нужно выкладываться. Видела, как люди живут в спорте на полную катушку – во всех смыслах этого понятия. И сама до сих пор, когда что-то делаю, руководствуюсь именно такими принципами. Работать “вполноги” не умею.
Когда встал выбор, куда идти учиться, отец сказал, что я могу выбрать любой институт, кроме физкультурного. Он играл в теннис со многими влиятельными людьми, и связей для того, чтобы устроить дочь в институт, естественно, хватало.
– И вы, разумеется, из чувства противоречия тут же пошли поступать в физкультурный?
– Конечно.
– Но ведь мама тоже не хотела видеть вас тренером?
– Не совсем так. Пытаться на меня давить было бесполезно: я выросла на катке и с детства была очень самостоятельной. Рано поняла, например, что, если что-то со мной стряслось, кричать “мама” не имеет смысла. Нужно звать ее по имени-отчеству – тогда по крайней мере есть шанс, что тебя услышат.
Поэтому мама отреагировала по-своему: когда поняла, что устные доводы не действуют, она дала мне 10-летнего мальчика, который никогда не стоял на коньках. По нашим меркам учить такого ребенка кататься уже совсем поздно. Но через четыре года мы с этим мальчиком уже были в юношеской сборной. Он очень стремился добиться результата. И я тоже.
В 25 лет я впервые поехала на международные соревнования тренером юношеской сборной СССР. Тогда мне кто-то сказал даже: мол, в нашу компанию раньше сорока не попадают.
– Все ваши тренерские достижения до нынешнего дня были связаны с юниорами?
– Да. В 1987-м Люда Калинюк с Олегом Подвальным выиграли Кубок СССР в парном катании. Сама я в этот момент заканчивала институт физкультуры. В 1991-м, когда рожала сына, мои спортсмены Лена Власенко и Сергей Острый выступали на юниорском первенстве мира в Канаде и заняли там пятое место. Первая медаль – это Галя Маняченко и Женя Жигурский, они были третьими на первенстве мира-1994 в Колорадо-Спрингс, и тогда же я перебралась в Москву. А еще через два года Вика Максюта и Влад Жовнирский стали чемпионами.
После этого все стали воспринимать как данность, что мои ученики всегда возвращаются с юниорских первенств с медалями. Исключением стал 2001 год, когда девочка в моей паре неожиданно выросла за сентябрь на 12 сантиметров. И вся предыдущая подготовка просто рухнула. Президент федерации фигурного катания Валентин Писеев обвинил тогда во всем меня, у нас случился конфликт, и я на два года уехала работать в Америку.
– Не видели в России никакой дальнейшей перспективы?
– В юниорском катании очень много “пересидевших” тренеров. Протолкнуться в элиту крайне сложно. Случаются, конечно, исключения, но лишь в том случае, если твой спортсмен доверяет тебе настолько, что готов идти вместе с тобой против остального мира. Как много лет рядом с Жанной Громовой шла Ирина Слуцкая. Хотя в нашем кругу прекрасно известно, кто именно и сколько раз пытался ее переманить.
В принципе я понимаю позицию руководства, которое предпочитает передавать сильных спортсменов уже опытным тренерам, доказавшим, что они умеют делать результат. Но такая система приводит к тому, что на юниорском уровне остается множество людей, которым так и не выпадает шанса понять, на что они способны. В моей группе, например, через юниорские чемпионаты мира прошло шесть поколений спортсменов. Но когда у тебя раз забирают ребят, второй, третий, ты просто перестаешь понимать, что именно делаешь не так.
“ЗА” И “ПРОТИВ”
– Вы сразу согласились на предложение взять к себе Волосожар и Транькова?
– Конечно, нет. Очень долго взвешивала все “за” и “против”.
– И что было во второй графе?
– Все то, о чем я вам рассказала. Довольно сложно браться за работу, не имея внутренней уверенности в том, что справишься. За спортивную часть работы я спокойна, тем более что помимо меня с ребятами прекрасно работает Стас Морозов. Но смотрите, как получается: после чемпионата мира, которым в конце марта официально закончился сезон, Таня с Морозовым и Максим с Машей Мухортовой какое-то время продолжали выступать в разного рода шоу, выполняя свои контрактные обязательства. В мае у нас было всего 10 дней для того, чтобы Волосожар с Траньковым попробовали покататься вместе и приняли окончательное решение. Короткую программу, кстати, мы поставили именно тогда.
Серьезная работа началась 5 июля, через две недели мы приехали в Новогорск ставить произвольную программу, 2 августа поехали тренироваться в Питер в связи с пожарами, и с того самого времени начались просмотры. Видимо, руководство федерации фигурного катания считает, что нас постоянно нужно контролировать. А нам надо просто дать возможность спокойно тренироваться.
Работы-то полно. Катаясь с Морозовым, Таня никогда не задумывалась о тех же поддержках, подкрутках, выбросах – за восемь лет совместных выступлений все это было отработано до автоматизма. Траньков более эмоционален, у него другая техника. Поэтому Волосожар постоянно внутренне напряжена: еще не знает, чего именно ждать от партнера на льду. Для того чтобы привыкнуть друг к другу, требуется время.
Таня относится к тому типу спортсменок, которые долго учат элементы, но если выучивают, это уже навсегда. Морозов, кстати, знает эту ее особенность, поэтому сразу мне сказал, чтобы я не переживала за элементы раньше времени. Сейчас к этому привык и Траньков. Хотя первое время не понимал, почему партнерша вдруг останавливается в середине программы.
К тому же Таня никогда не попадала в такой цейтнот: они с Морозовым много лет были первой парой Украины, могли вообще не участвовать в чемпионатах страны, а спокойно готовиться к основным стартам. Мы же постоянно кому-то что-то показываем. Хотя до чемпионата России у нас еще целых три месяца. Быть в форме на протяжении всего этого времени просто невозможно. Да и не нужно.
Но я не жалуюсь. Все, что с нами и вокруг нас сейчас происходит, очень даже интересно.
– Вы допускали, что можете банально не сработаться с кем-то из спортсменов?
– Конечно. До меня, например, неоднократно доходили разговоры о непростом, скажем так, характере Транькова. К тому же с ним в отличие от Тани и Стаса я никогда не общалась лично. Максим всегда был для меня загадкой. Я знала о нем лишь то, что он всегда очень тяжело начинает сезон. Так было, когда Мухортова/Траньков катались у Люды и Николая Великовых, а затем и у Олега Васильева.
Но никакого дискомфорта в общении с Максимом я не испытываю. С ним интересно. Ему нравится принимать решения. А в нашем виде спорта человек обязательно должен уметь это делать. Не ждать, когда за него это сделает тренер.
– Знаменитый тренер по плаванию Геннадий Турецкий однажды сказал мне то же самое. Объяснил, что сам он, например, не может с уверенностью сказать ученику, как правильно вести себя в олимпийском финале. Потому что никогда там не был. И что ученик, если он претендует на серьезный результат, конечно, должен уметь принимать решения на этом уровне самостоятельно.
– Знаете, я хорошо помню, как впервые увидела Лешу Ягудина, когда приехала вместе со своими украинскими спортсменами на юниорское первенство мира в Колорадо-Спрингс в 1994-м. Мы пришли на каток, когда мальчики заканчивали выступления в произвольной программе. И на последних секундах катания Ягудин вдруг прыгнул тройной аксель.
Я была в шоке: вот это, думаю, мальчик… А через два года, когда поехала на первенство мира в Брисбен уже с российской парой, мы разговорились с Ягудиным в автобусе. И я вспомнила, насколько сильным было мое первое впечатление от его катания.
Леша сказал тогда, что у него всегда предусмотрено свободное местечко в конце программы. На тот случай, если вдруг какой-то прыжок не получится и нужно будет его повторить. Представляете? Он думал об этом уже в 13 лет!
А Женя Плющенко, как мне кажется, в Ванкувере просто просчитался. Сообрази он добавить в произвольной программе всего лишь один двойной тулуп, и была бы не серебряная медаль, а золотая. Но он не сообразил.
ТРЕНЕРСКОЕ “БРАТСТВО”
– Возвращаясь к Волосожар и Транькову: это ведь не первый случай, когда вам выпал шанс взять сильных спортсменов?
– Нет. Помню, еще когда я работала в России перед тем, как перебраться в Чикаго, Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин планировали уйти от Натальи Павловой к Тамаре Москвиной. Однако Москвина не была к этому готова. Она в то время работала в США с Леной Бережной и Антоном Сихарулидзе и просто не имела возможности взять к себе еще одну пару. И якобы намеревалась связаться со мной (до меня доходили такие разговоры), чтобы я взяла ребят к себе в группу.
Я тогда долго думала о том, как вести себя в подобных ситуациях. И решила в итоге, что принципы тренерского братства для меня выше, чем возможность заполучить сильных спортсменов.
Вполне допускаю, кстати, что не очень правильно, работая в фигурном катании, придерживаться подобных принципов. В ином случае я, возможно, была бы сейчас тренером более высокого уровня. Тем более что чужие ученики обращались ко мне неоднократно. Но так уж устроена: человеческие отношения для меня важнее карьерных соображений. Хотя Таню Тотьмянину в свое время нашла в одиночном катании именно я.
– С намерением поставить ее в пару?
– Да. С Андреем Чувиляевым, который в то время у меня катался. Таня уже отдала мне свои документы, чтобы я оформила ей билеты на тренировочный сбор, и я имела неосторожность, сидя на трибуне во время чемпионата страны, сказать вслух о том, что Тотьмянина будет кататься у меня. Через неделю выяснилось, что нет, не будет. Потому что она катается уже совсем у другого тренера – Натальи Павловой.
Такая же история чуть позже случилась и с Чувиляевым. Он просто исчез, перестал приходить на тренировки. А потом выяснилось, что Андрей вместе со своей партнершей Викой Борзенковой тоже уехал к Павловой. Третьими были Арина Ушакова/Сергей Карев, которые ушли от меня к Павловой в ранге бронзовых призеров Универсиады и четвертой пары России. А просуществовали после ухода, как пара, всего восемь месяцев.
Кстати, даже этой весной, когда ко мне пришли Морозов, Волосожар и Траньков и мы начали работать вместе, я продолжала слышать за спиной: “Ну кто же ей позволит взять такую пару?”
– Когда спортсмены принимают решение уйти от одного тренера к другому, то приходят обычно со словами: “Мы хотим…” Чего хотят Волосожар и Траньков?
– Побеждать, естественно. Участниками чемпионатов мира и Олимпийских игр они уже были. И прекрасно понимают, что вместе способны на большее.